У меня станд умер от отчаяния?!
ЮГУРТИНСКАЯ ВОЙНА
[Война с Югуртой, царем Нумидии, вскрыла всю продажность римского нобилитета, в руках которого, вернее маленькой кучки его, была вся сила и значение. Несколько могущественных аристократов вершили все дела, преследуя свою личную выгоду. Гай Меммий, народный трибун, в ряде речей выступил
против этой клики. Вот одна из его речей ("Югурта", гл. 31):]
[Война с Югуртой, царем Нумидии, вскрыла всю продажность римского нобилитета, в руках которого, вернее маленькой кучки его, была вся сила и значение. Несколько могущественных аристократов вершили все дела, преследуя свою личную выгоду. Гай Меммий, народный трибун, в ряде речей выступил
против этой клики. Вот одна из его речей ("Югурта", гл. 31):]
многабукаф"Граждане римские! Если бы мое усердие к службе государству не торжествовало над всеми моими чувствами, то много причин отклонило бы меня от обращения к вам сегодня: силы противной партии, ваше долготерпение, исчезновение законов и в особенности то обстоятельство, что честность теперь скорее опасное для ее обладателя качество, чем почетное.
Тяжело говорить, граждане, о том, как вы сами в течение целых пятнадцати лет служили игрушкой, забавой кучки гордецов, как позорно и неотмщенно гибли ваши защитники, как развращался ваш собственный дух в малодушии и беспечности, так что и теперь даже вы еще не дерзаете восстать на своих злых недругов, и теперь еще вы трусите перед теми, кому сами должны бы быть грозою! Но и при таком прискорбном положении дела я чувствую внутреннюю необходимость выступить противником могущества той партии: попытаю я силу той свободы, которая завещана мне моим родителем, и в вашей власти, граждане, решить, полезна будет моя попытка или бесполезна. Но не о том хочу я просить вас, чтобы вы по примеру предков взялись за оружие против их насилий, не нужно насилий и с вашей стороны, не нужно явного выступления (уходить из города), - необходимо предоставить им погибнуть от своего же собственного образа действий. Вы знаете, по убиении Тиберия Гракха, которого они обвинили в стремлении к царскому венцу, направлены были злокозненные розыски на римский народ; по умерщвлении Гая Гракха и Фульвия много и из ваших собратий погибло в тюрьме, и в обоих случаях бедствие прекращено было не силой закона, а по их же собственному произволу!
Но пусть себе считается стремлением к царской власти желание возвратить народу добро, ему же и принадлежащее, пусть признается законным и то, за что невозможно отмстить без пролития гражданской крови!
Но вот в недавние годы вы созерцали с молчаливым негодованием, как расхищалась государственная казна, как цари и свободные народы платили подать кучке знатных, присвоившей себе и блестящую славу и громадные богатства. Но им ведь мало показалось безнаказанно совершать такие злодейства, - и вот, наконец, ваши законы, ваше величие, все святое и человеческое - изменнически предано врагу. И виновники всего этого нисколько не стыдятся, нисколько не раскаиваются: нет, они величаво расхаживают перед вашими взорами, кичатся то своими духовными и светскими отличьями, то триумфами, забывая, что все это, собственно говоря, досталось им в добычу, а не в почет! Да ведь даже рабы, купленные за деньги, и те не переносят несправедливой власти своих господ, а вы, квириты, люди, рожденные во власти, как вы переносите это рабство с спокойным сердцем?! И кто же те, кто стал теперь во главе государства? Отъявленные злодеи, с обагренными кровью руками, с ненасытной алчностью, зловреднейшие гордецы, для которых и честь, и нравственность, и религиозное чувство, все честное, все позорное, наконец, - служит одной лишь цели: выгоде.
Убиение народных трибунов, неправедный суд, открытая даже резня народа - вот их средства защиты; и чем кто хуже из них поступает, тем он безнаказаннее, благо ваше собственное малодушие избавило их от страха за свои злодеяния, их тесно сплотили одни и те же вожделения, одна и та же ненависть; это среди хороших людей именуется дружбой, а среди злодеев - "служением своей партии"!
И если бы вы сами так же ревностно охраняли свою свободу, как эти люди пламенно отстаивают свое владычество, то и государство наше не терпело бы теперешнего разгрома, и ваши благодеяния доставались бы самым лучшим, а не самым дерзким.
Предки ваши ради приобретения законных прав и ради восстановления достоинства народа римского дважды уходили из города, дважды занимали Авентин вооруженной силой - неужели вы теперь не напряжете всех сил в защиту унаследованной вами свободы? Тем более еще, что ведь гораздо позорнее потерять приобретенное, чем вовсе его не приобретать. Вы скажете: что же ты советуешь? Наказать ли тех, кто выдал государство врагу? Да, наказать, но не открытым насилием: оно недостойно вас, хотя ими очень и очень заслужено, - а строгими розысками и указаниями самого Югурты. Если он сдался на вашу милость, то он, наверное, и подчинится вашему велению; если же он презрит его, тогда, конечно, вы сами увидите, что это за мир, что это за сдача такая, из которой для Югурты проистекает безнаказанность в злодействах, для кучки вельмож - огромная нажива, для государства - только вред и позор! Впрочем, что я?.. быть может, вам еще не надоело подчиняться их владычеству, быть может, вам милее настоящего те времена, когда целые царства, провинции, законы, право, суд, война, мир, религия, все человеческое было во власти кучки заправил, а вы, сиречь достославный "римский народ", вы, непобедимые врагами, вы, повелители всех племен и народов, вы были довольны и тем, что остались еще живы, не смея даже протестовать против своего рабства. Но хотя я и того мнения, что для мужчины всего постыднее снести обиду, я все же спокойно допустил бы вас простить этих злодеев, как своих же сограждан, если бы это милосердие не вело к настоящей погибели? Нет! Дерзость их такова, что для них уже мало совершить злодейства безнаказанно: если у них не будет отнята и дальнейшая возможность совершать эти злодейства, то и вас будет терзать вечная забота, когда вы поймете, наконец, что вам необходимо или впасть в рабство, или же защищать свою свободу открытой силой! Где, спрашивается, залоги взаимного доверия и согласия? Они хотят властвовать, вы желаете свободы; они хотят злодействовать, вы - помешать злодейству; наконец, они обходятся с вашими же союзниками, как с врагами, и наоборот, - так неужели же возможен мир и дружба при столь различных настроениях? Итак, напоминаю вам, прошу вас, не оставляйте безнаказанно такого преступления!
Ведь теперь уже не казна ваша расхищена, не союзники ограблены, эти потери хоть и тяжелы, но силой привычки переносятся сравнительно легко; нет, теперь уже сам сенат с его властью предан злейшему врагу, величие ваше выдано неприятелю, государство продано и внутри и вне его пределов! Если все это будет расследовано, - если виновные не будут наказаны, что же останется нам более делать, как не жить в подчинении тем, кто совершает такие поступки: они будут нашими царями, потому что делать, что угодно, и делать безнаказанно - это и значит быть царем! Но не о том прошу я вас, квириты, чтобы вы и вообще и в данном случае предпочитали бы видеть дела ваших сограждан скорее в дурном, чем в хорошем свете, но о том, чтобы, снисходя к злодеям, вы не губили честных людей. Если на то пошло, то в государственном деле лучше забыть оказанное благодеяние, чем совершенное злодейство: если пренебречь хорошим человеком, то он станет только менее энергичен, но зато злодей в этом случае получит новую отвагу; к тому же не так и нужна будет помощь людей хороших, если прекратятся злодейства, требующие такой помощи".
Тяжело говорить, граждане, о том, как вы сами в течение целых пятнадцати лет служили игрушкой, забавой кучки гордецов, как позорно и неотмщенно гибли ваши защитники, как развращался ваш собственный дух в малодушии и беспечности, так что и теперь даже вы еще не дерзаете восстать на своих злых недругов, и теперь еще вы трусите перед теми, кому сами должны бы быть грозою! Но и при таком прискорбном положении дела я чувствую внутреннюю необходимость выступить противником могущества той партии: попытаю я силу той свободы, которая завещана мне моим родителем, и в вашей власти, граждане, решить, полезна будет моя попытка или бесполезна. Но не о том хочу я просить вас, чтобы вы по примеру предков взялись за оружие против их насилий, не нужно насилий и с вашей стороны, не нужно явного выступления (уходить из города), - необходимо предоставить им погибнуть от своего же собственного образа действий. Вы знаете, по убиении Тиберия Гракха, которого они обвинили в стремлении к царскому венцу, направлены были злокозненные розыски на римский народ; по умерщвлении Гая Гракха и Фульвия много и из ваших собратий погибло в тюрьме, и в обоих случаях бедствие прекращено было не силой закона, а по их же собственному произволу!
Но пусть себе считается стремлением к царской власти желание возвратить народу добро, ему же и принадлежащее, пусть признается законным и то, за что невозможно отмстить без пролития гражданской крови!
Но вот в недавние годы вы созерцали с молчаливым негодованием, как расхищалась государственная казна, как цари и свободные народы платили подать кучке знатных, присвоившей себе и блестящую славу и громадные богатства. Но им ведь мало показалось безнаказанно совершать такие злодейства, - и вот, наконец, ваши законы, ваше величие, все святое и человеческое - изменнически предано врагу. И виновники всего этого нисколько не стыдятся, нисколько не раскаиваются: нет, они величаво расхаживают перед вашими взорами, кичатся то своими духовными и светскими отличьями, то триумфами, забывая, что все это, собственно говоря, досталось им в добычу, а не в почет! Да ведь даже рабы, купленные за деньги, и те не переносят несправедливой власти своих господ, а вы, квириты, люди, рожденные во власти, как вы переносите это рабство с спокойным сердцем?! И кто же те, кто стал теперь во главе государства? Отъявленные злодеи, с обагренными кровью руками, с ненасытной алчностью, зловреднейшие гордецы, для которых и честь, и нравственность, и религиозное чувство, все честное, все позорное, наконец, - служит одной лишь цели: выгоде.
Убиение народных трибунов, неправедный суд, открытая даже резня народа - вот их средства защиты; и чем кто хуже из них поступает, тем он безнаказаннее, благо ваше собственное малодушие избавило их от страха за свои злодеяния, их тесно сплотили одни и те же вожделения, одна и та же ненависть; это среди хороших людей именуется дружбой, а среди злодеев - "служением своей партии"!
И если бы вы сами так же ревностно охраняли свою свободу, как эти люди пламенно отстаивают свое владычество, то и государство наше не терпело бы теперешнего разгрома, и ваши благодеяния доставались бы самым лучшим, а не самым дерзким.
Предки ваши ради приобретения законных прав и ради восстановления достоинства народа римского дважды уходили из города, дважды занимали Авентин вооруженной силой - неужели вы теперь не напряжете всех сил в защиту унаследованной вами свободы? Тем более еще, что ведь гораздо позорнее потерять приобретенное, чем вовсе его не приобретать. Вы скажете: что же ты советуешь? Наказать ли тех, кто выдал государство врагу? Да, наказать, но не открытым насилием: оно недостойно вас, хотя ими очень и очень заслужено, - а строгими розысками и указаниями самого Югурты. Если он сдался на вашу милость, то он, наверное, и подчинится вашему велению; если же он презрит его, тогда, конечно, вы сами увидите, что это за мир, что это за сдача такая, из которой для Югурты проистекает безнаказанность в злодействах, для кучки вельмож - огромная нажива, для государства - только вред и позор! Впрочем, что я?.. быть может, вам еще не надоело подчиняться их владычеству, быть может, вам милее настоящего те времена, когда целые царства, провинции, законы, право, суд, война, мир, религия, все человеческое было во власти кучки заправил, а вы, сиречь достославный "римский народ", вы, непобедимые врагами, вы, повелители всех племен и народов, вы были довольны и тем, что остались еще живы, не смея даже протестовать против своего рабства. Но хотя я и того мнения, что для мужчины всего постыднее снести обиду, я все же спокойно допустил бы вас простить этих злодеев, как своих же сограждан, если бы это милосердие не вело к настоящей погибели? Нет! Дерзость их такова, что для них уже мало совершить злодейства безнаказанно: если у них не будет отнята и дальнейшая возможность совершать эти злодейства, то и вас будет терзать вечная забота, когда вы поймете, наконец, что вам необходимо или впасть в рабство, или же защищать свою свободу открытой силой! Где, спрашивается, залоги взаимного доверия и согласия? Они хотят властвовать, вы желаете свободы; они хотят злодействовать, вы - помешать злодейству; наконец, они обходятся с вашими же союзниками, как с врагами, и наоборот, - так неужели же возможен мир и дружба при столь различных настроениях? Итак, напоминаю вам, прошу вас, не оставляйте безнаказанно такого преступления!
Ведь теперь уже не казна ваша расхищена, не союзники ограблены, эти потери хоть и тяжелы, но силой привычки переносятся сравнительно легко; нет, теперь уже сам сенат с его властью предан злейшему врагу, величие ваше выдано неприятелю, государство продано и внутри и вне его пределов! Если все это будет расследовано, - если виновные не будут наказаны, что же останется нам более делать, как не жить в подчинении тем, кто совершает такие поступки: они будут нашими царями, потому что делать, что угодно, и делать безнаказанно - это и значит быть царем! Но не о том прошу я вас, квириты, чтобы вы и вообще и в данном случае предпочитали бы видеть дела ваших сограждан скорее в дурном, чем в хорошем свете, но о том, чтобы, снисходя к злодеям, вы не губили честных людей. Если на то пошло, то в государственном деле лучше забыть оказанное благодеяние, чем совершенное злодейство: если пренебречь хорошим человеком, то он станет только менее энергичен, но зато злодей в этом случае получит новую отвагу; к тому же не так и нужна будет помощь людей хороших, если прекратятся злодейства, требующие такой помощи".
Перевод И.И. Холодняка
@темы: террор антиква